Уважаемые посетители!
Предлагаем Вам новую версию сайта Свердловского областного суда.
В случае возникновения технических сбоев Вы можете получить необходимую информацию по ссылке: http://oblsud.svd.sudrf.ru
Если Вас не затруднит, отправьте свое мнение о новом сайте по адресу: mel@ekboblsud.ru
С уважением, администратор
ПРОДОЛЖИТЬ
Пресс-служба
Стенограмма трансляции:
Интернет-конференция от 26 марта 2013 года
"Итоги работы судов Свердловской области в 2012 году" (II часть)
Участники – председатель Свердловского областного суда Иван Кириллович ОВЧАРУК и журналисты Надежда ГАВРИЛОВА («Российская газета»), Сергей ПЛОТНИКОВ («Областная газета»), Виталий ХАЛЕВИН (ИТАР-ТАСС Урал) и Елена НЕХОНОВА («Уралинформбюро»).
- Коль скоро заговорили про кадры, отвечу на вопрос про апелляционные суды. Действительно, с января 2012 года областной суд работает как апелляционный суд по гражданским делам. И хочу сказать, что очень хорошо работает. Вы спросите, что здесь хорошего? Мы теперь практически не возвращаем дела с отмененными решениями в районные суды – закон запрещает. Мы раньше сомневались в правильности принятого решения, возвращали дело и говорили: проверьте это, проверьте то, тут приведите аргументацию, иначе ее пока нет. Сейчас, если мы видим неправильное решение, то его отменяем, принимаем дело к своему производству и по нему работаем. Если надо, назначаем экспертизу, вызываем специалиста, свидетеля и не одного и так далее. И доводим дело до конца с принятием апелляционного решения – оно так и называется. Это решение может быть теперь обжаловано в кассационном порядке в президиум областного суда, который стал кассационной инстанцией.
Для цивильной апелляции мы получили дополнительную численность 14 единиц судей в 2011 году, укомплектовали и полный 2012 год с этим составом работали. Скажу, что очень добротных людей мы набрали, поскольку немного надо было. Но с января 2013 года по закону мы перешли на апелляцию по уголовным делам, а это орешек, который так легко раскусить нельзя. При том объеме работы, о котором я сказал, нам увеличили штатную численность на 52 единицы, и сейчас в общей сложности областной суд насчитывает 175 судей. Когда я в 1969 году пришел работать в суд, то по всей области было 140 судей. Если вы ходите по нашему зданию, то видите: мы завалены мебелью, ремонтируем, перегораживаем – нашего большущего здания уже не хватает. Мы уже некоторых судей разместили по два человека в кабинетах побольше – некуда размещать. Хоть снова строй! Хорошо, что мне надо уходить и стройка меня не коснется.
Мы увеличились на 52 единицы, одну единицу нам Президент не назначил. Мы предлагали нашего помощника судьи, консультанта, хорошую женщину, умницу, но судьей не работала. Вот ее отвергли. Ну что ж? Обидели немножечко, она рассердилась, обиделась, ушла от нас. Думаю, зря ушла, можно было пойти в районный суд. Нам тоже ее жалко. Но что ж делать…
Так вот, перейдем на разбирательство уголовных дел, а это уже совершенно иная кухня. Гражданское дело – это сели вот так и рассматривай. А уголовных дел 10–12 тысяч в год приходит на апелляцию. Принцип тот же: не возвращаем дело, принимаем его к своему производству, значит, надо, чтобы было готово караульное помещение принять этих людей, конвойная служба должна обеспечить необходимое количество людей, наши караульные помещения при залах судебных заседаний должны быть рассчитаны на то, чтобы такое количество людей принять, свидетелей и потерпевших надо разместить, накормить, обиходить в течение всего дня и прочее. Вот это махина. Поэтому еще ни одного апелляционного уголовного дела с вынесением апелляционного приговора мы не рассмотрели. Рассматриваем всякие промежуточные апелляционные жалобы: считают необоснованным арест, пролонгирование срока содержания под стражей, небольшие другие. Закон предписывает, что можно все это делать в отношении тех людей и по тем делам, которые рассмотрены по существу только после 1 января 2013 года. Пока эти дела у нас еще не появились. Вот такие нас гложут сейчас проблемы – структурные, организационные. Ну, вроде бы, все получается.
Оголили районные суды, особенно екатеринбургские, по-страшному, потому что забрали лучших судей, а туда надо набирать из всех тех, кто предлагает свои услуги. Хорошего, добротного резерва нет, очереди для работы в качестве судьи нет, и не знаю, будет ли она когда-нибудь. Обобрали суды, даже взяли в областной суд мировых судей, которые проработали кто восемь, кто десять лет – довольно приличные сроки. Кстати, они показали себя хорошими, способными правоприменителями, судьями, но уровень-то не тот: они не познали апелляции и тем более кассации. Сейчас учим, закрепили за каждым наставника, создали программу подготовки, учебу проходят каждую неделю. Теперь мы даже и собраться-то не можем по-нормальному. Хоть всех в актовом зале собирай – 175 судей! Сейчас цивилисты собираются в понедельник в зале заседания президиума, криминалисты в этом же зале во вторник, а если я хочу что-нибудь сказать тем и другим, то в актовом зале. Мы махина. А она требует времени, сил, души, чтобы вникать в эту работу.
Елена НЕХОНОВА («Уралинформбюро»): - Вы суду отдали более 40 лет. Какими качествами должен обладать судья по закону?
– Такой как я. Большой, седой, разговорчивый…
Елена НЕХОНОВА («Уралинформбюро»): - Как правильно выбрать судью, знать, что он точно будет следовать букве закона? Или это невозможно?
– Это невозможно. Знаете, у меня сложилось такое впечатление: хорошим судьей, наверное, при всех прочих критериях и требованиях (возраст, стаж, образование и так далее) может стать человек, который познал нужду. Мне кажется, что это просто большое требование. Как можно проникнуть в беды, несчастья другого, если ты сам этого не понял и не осознал? К сожалению, на мою жизнь выпало много неприятного: рос без отца, отец погиб на фронте. Мне еще не было 18-ти, ушел из дома от мамы. С тех пор на своих хлебах. Техническое училище… Чего я только не переделал мальчишкой, все, что можно было перегрузить – перегрузил… Служба в армии, учеба в институте и снова все дровяные склады, базы. Никакой помощи от мамы я получить не мог – она сама в ней нуждалась все время. Поэтому для меня как-то близко, что человек переживает, страдает, мне хочется его понять, помочь. Хотя суд (слово-то такое!) означает, что наказывать надо, а мне больше кажется, что рассудить, понять – мне это ближе. Это познается потом, в процессе работы, разных же мы видим людей.
Сейчас в области вместе с нашим судом работают 913 судей, но мы же их видим: и как пишет, и как разговаривает с людьми, и как люди отзываются о нем. К нам приходят письма: «Иван Кириллович! Поощрите такого-то судью. Ой, какой судья!..». Будто у меня сейф, набитый деньгами, стоит – у меня таких и полномочий нет. А вот «спасибо» сказать, конечно, нужно. Такие письма есть. Мне кажется, это вот тот судья.
Безусловно, всем нам надо понять, что суд – не бюро добрых услуг, и если есть обвинительное заключение и обвиняют в чем-то страшном, но надо наказывать, иначе человек не поймет. В статье Вячеслав Михайлович говорит о том, что мы в качестве участников процесса не видим потерпевших, истцов, которые близких теряют. А я говорю: «Рассмотри дело, где ты видишь высохшие от слез глаза матери, сына у которой убили, тогда и научишься принимать правильное решение и давать правильную оценку всему. А так легко решать: не видя, не зная, не чувствуя». Судья, мне думается, должен быть таковым.
Надежда ГАВРИЛОВА («Российская газета»): – Как вы считаете, возможно ли, чтобы правосудное решение с точки зрения закона, было справедливым с точки зрения человеческой совести?
– Думаю, что правосудное и справедливое чаще всего это синонимы. Но могут быть и несуразицы. Правосудное с точки зрения закона может не соответствовать морали, нравственности по нашим обычным, более широким понятиям, хотя я бы ставил знак равенства. Можно по-разному все оценивать… Я не устаю рассказывать, как однажды ко мне пришел один журналист и потребовал поразбираться в деле. У меня хватило терпения, я истребовал это дело, дал возможность журналисту сесть за стол и почитать его. Два или три дня изучалось это дело. После этого последовало извинение от журналиста: «Никогда больше в жизни я ни с чем подобным не приду». Нужно ведь все поизучать, все посмотреть…
Можно я вас понаучаю? Вы иногда пользуетесь односторонней информацией. Один сказал, выплеснули и быстрее на страницу, сопроводив своими комментариями. Да надо же все посмотреть, все почитать – и одну сторону, и другую, тогда все встанет на свои места. Но это так… Вы меня простите.
Виталий ХАЛЕВИН (ИТАР-ТАСС Урал): – У нас очень хороший Дворец правосудия в Екатеринбурге. Гордость. Но когда мы с вами подводили итоги работы судов в 2011 году, то вы говорили о том, что много зданий судов находятся в аварийном состоянии. Удалось ли изменить ситуацию?
– Я действительно говорил и не отказываюсь от этих слов, потому что многие суды не выдерживают критики. Они должны находиться в лучших условиях. Это требуется и судьям, которые там работают, но в большей степени людям, которые туда приходят. Людей, которые сегодня работают во Дворце правосудия, можно было по-прежнему держать в закутках, но мы сейчас принимаем у себя 400–500 человек. А как ведут себя люди сейчас? Совершенно по-другому! Мы не видим никаких надписей на стенах, начиная с 2006 года. Мы заселились в первую очередь в ноябре 2006 года – пошел уже седьмой год, как мы тут живем, потом остальные очереди сдавались… Совершенно другое отношение! Ведь воспитывает и помещение.
Особенно в улучшении условий нуждаются мировые суды. Только лишь потому, что давно работаю в области и в этом качестве, я могу пойти к губернатору и председателю правительства – никто не отказывает мне в таких приемах. Я хожу и прошу улучшить условия работы в Кировском районном суде, судьи которого ютятся в двух зданиях, как сельдь в бочке. Кто был в зданиях на Шарташской и Кузнечной, знает. Если вы побываете в Красноуфимске, то туда страшно заходить, потому что суд ютится в купеческом домике, нижний этаж сложен из камней, а вверху дерево. Пройдет легковая машина – и оно все ходуном ходит. Хоть бы мне быстрее уйти, лишь бы никого не убило…
Пришлось идти во времена Александра Сергеевича Мишарина с просьбой: «Выручайте! Спасайте!». И, слава Богу, правительство области дало добро: выкупают здание у застройщика, который строил объект совершенно для других целей. Торговый центр на центральной площади.
Мы в 2000 году образовали мировые суды. Несколько лет в Таборинском районе не было судьи, потому что не было здания. Только мои усилия привели к тому, что теперь это здание есть. Тоже пришлось убеждать руководителей области и Законодательное собрание. Хозяйственника склонили, чтобы он построил это здание, а потом выкупили у него. Кое-что делается.
Сейчас принята программа и в бюджете области выделено 900 миллионов рублей на три года только на улучшение материальной базы мировых судов области. Мы, правда, просили три миллиарда рублей, но немножечко скорректировали бюджет. Тем не менее, это неплохо. Мы понимаем, что «дырок», как в любой семье, как в любом деле, хватает. Откликаются, отзываются, идут навстречу, но многие проблемы остаются, и от них мы, наверное, не скоро уйдем. Подвижки хорошие есть, и понимание есть и у прежнего губернатора, и у Евгения Владимировича.
Евгений Владимирович был у нас на совещании по итогам года, выступал, обменялись мнениями. Он заявил, что поддерживает нас и будет всячески помогать. Без судов сейчас нельзя – это все поняли.
Виталий ХАЛЕВИН (ИТАР-ТАСС Урал): – Вопрос о статусе судьи, о людях, которые претендуют на эту должность. Сейчас возникло много вопросов и споров по поводу Мостовщикова, который претендует на должность судьи Уставного суда. Кто-то находит компроматы на него, еще что-то. В вашей ли компетенции прокомментировать, как вы оцениваете эту ситуацию?
– Я бы не хотел это делать, потому что он не наш судья. В двух словах могу сказать, что сейчас вопрос не стоит. Квалификационной коллегией судей (уставные судьи тоже должны пройти это «чистилище») Мостовщиков рекомендован на должность уставного судьи, и Законодательное собрание области приняло решение назначить Владимира Дмитриевича Мостовщикова судьей Уставного суда. Так что теперь надо закончить разговоры, процедура соблюдена, выдержана. Да, были упреки, находили какой-то компромат (не знаю, кто его искал), но поскольку это не наш судья, то я не вникал в эти вопросы.
Виталий ХАЛЕВИН (ИТАР-ТАСС Урал): – Если в целом говорить о судьях, то много ли подобного рода ситуаций, когда кто-то ищет, находит, подрывает… С чем это связано? Веяние времени или…?
– Если захотеть, то можно хоть что найти. Мне очень не нравится, когда говорят: «Мы выиграли суд». Правда, я говорю, что выиграть можно в карты, в покер, в бильярд. Что значит «выиграть суд»? Это значит, где-то как-то обмануть, где-то в чем-то сжульничать, обойти или уговорить судью, чтобы он тебе подыграл в чем-то. Если не удается уговорить судью, то подговорят свидетеля. А если видят, что судья «плохой», то начинают искать компромат, говорить: «Он ходил в школу с сыном этого. И сейчас его внучка ходит с внучкой такого-то в детский садик. Они вместе еще куда-то ходили».
Виталий ХАЛЕВИН (ИТАР-ТАСС Урал): – Ваши рекомендации судьям, если они попадают в такую ситуацию? Что надо делать?
– Судье надо оставаться судьей – это образ жизни. Я встречаюсь со всеми кандидатами в судьи. Со всеми. Правда, меня в этом ваш брат упрекает, когда хочет пощелкать по носу. Говорят: «Конечно, попробуй это «сито» пройти! Сидит, кого хочет – пустит в судьи, кого хочет – не пустит». На прошлой неделе беседовал с 23–25 кандидатами – надо же укомплектоваться. Остановил на своем этапе одну кандидатшу, близкие родственники которой совершили за два последних года 35 административных правонарушений: и в пьяном состоянии ездят, и скорость превышают, и правила не соблюдают. Тридцать пять! Так скажите, как же этот судья сможет потом разговаривать в своем городе (не буду называть его) с нарушителем. Тот же скажет: «Ваша честь (если еще так обратится), как вы можете мне указывать, если у вас рыльце в пуху?».
Когда я с судьями беседую, я говорю: «Вы знаете, что идете на ужасно тяжелую работу, неблагодарную, но очень нужную? Вам надо посмотреть, стоит ли поддерживать дружеские отношения с теми, с кем надо бояться их поддерживать. В гости зовут, а вы должны спросить: надо ли ходить в гости, а может туда придет человек, с которым завтра придется встречаться в судебном заседании? Значит, не надо ходить». Я в рестораны в Екатеринбурге не хожу и ни разу не был, хотя когда уезжал из Качканара (я там первых семь лет работал), говорили с женой: «Ну, будем хотя бы раз в квартал ходить в рестораны». За все годы, начиная с 1976-го, ни разу туда не сходил. Как же я пойду туда? Обязательно же покажут пальцем и будут шушукаться. Да еще и физиономию набьют: был пьяный, чего с него возьмешь?
Быть судьей – это образ жизни. Не можешь соблюдать, выдерживать – иди в шоферы. Пей в гаражах, сквернословь как тебе влезет. А в судьи не иди. Вот так.
Виталий ХАЛЕВИН (ИТАР-ТАСС Урал): – На коллегии МВД вы верно говорили о том, что были факты мнимой борьбы с коррупцией, «сторублевые» дела. Были ли замечены еще какие-то ведомства в гонке за показателями? Или только ГИБДД?
– Нет. Мы же смотрим только по конкретным делам, которые проходят через суд. Мониторинга по другим ведомствам мы не ведем – не наша сфера. Этим может заниматься прокуратура, Главное управление внутренних дел, а я говорил по конкретным делам, которые проходили через мои руки. Кстати, при таком объеме работы всю жизнь получаю дела, которые поступают к нам, хоть бегло, но читаю, чтобы что-то понимать. Иначе отдашь судье, а потом надо с ним разговаривать… Надо со знанием дела. Только быть начальником я не умел, и не умею до сих пор.
Коль вы знаете ситуацию, то скажу: меня коробит. Я так и сказал тогда: была бы совесть у сотрудников ГИБДД, то не надо было бы вызывать понятых, оформлять в уголовное дело. Поясню. Сотрудники ГИБДД останавливают шофера за то, что тот превысил скорость после знака, ходят вокруг него, вот то, вот се… Он понял эти хождения как надо что-то делать ему. Имеющиеся у него сто рублей он берет и отдает. Сотрудник ГИБДД вызывает понятых, которые сидят где-то в полиции и ждут. В итоге уголовное дело, покушение на дачу взятки. Формально – да, но нельзя к уголовному закону подходить формально, иначе мы натворим беды много.
Надежда ГАВРИЛОВА («Российская газета»): – Чем вы собираетесь заниматься после оставления поста председателя?
– Хороший вопрос. Я уже на него отвечаю давно. Буду выращивать капусту. В истории есть пример, когда император ушел с поста и стал заниматься выращиванием капусты. Когда пришли снова его звать возглавить пост, он сказал: «Если бы видели, какую я капусту выращиваю, то вы бы меня не звали!». Конечно, я пошутил. Капусту я, кстати, тоже люблю выращивать. У меня есть четыре сотки болота – не удосужился я ничего нигде приобрести, построить. На этом садовом участке все сделано моими руками, там и буду ковыряться. Судья и в отставке не может работать, где бы ему захотелось. В законе «О статусе судей» записано, что он имеет право заниматься творческой и преподавательской деятельностью. И недавно внесли дополнение: быть советником у депутатов разного уровня.
Преподавательской работой, честно говоря, уже и тяжеловато заниматься. Ребята сейчас другие, разговаривать с ними непросто, готовиться надо. Но, может быть, что-то и буду делать. Я являюсь членом ученого совета нашей родной академии.
Сергей ПЛОТНИКОВ («Областная газета»): – А ваше детище – кафедра, институт повышения квалификации судей? Как же вы его можете бросить?
– Это тоже преподавательская деятельность. Ну, может быть… Если допустите. Вдруг не примут?
Виталий ХАЛЕВИН (ИТАР-ТАСС Урал): – А мемуары написать? Сейчас это модно: ушел и пишет книгу.
– Я не буду этого делать. А быть необъективным я не умею по характеру. Ну а быть объективным? Я думаю, потом начнут гроб выкапывать. Слишком много знаю и слишком много я видел. Девятого июля было бы 26 лет, как я в этом качестве. Нет, слишком много позади… Буду писать стихи. Как там у Маяковского? «Землю попашем, попишем стихи…»
Сергей ПЛОТНИКОВ («Областная газета»): – Много ли вы знаете коллег, председателей областных судов, которые проработали столько же?
– Нет, таких немного. В общей сложности наберется человек 8–10. Почти полный мой тезка (он сейчас уже не работает) Иван Гаврилович Заздравных в Белгороде ушел в отставку года два назад. Он работал еще дольше меня, лет 28–29. Так случилось – пришел раньше меня. На год или полтора меньше работает челябинский председатель Федор Михайлович Вяткин. Остальные в ближней округе все «молодежь», если так можно говорить о моих коллегах. Очень приличный срок работает краснодарский председатель Александр Дмитриевич Чернов. В Петрозаводске давно работает председатель, виделись с ним на съезде, уже плохо ходит, наверное, будет уходить. Не знаю, как-то пролетело все очень быстро…
Если бы закон позволял, я бы еще работал. Физические силы у меня есть, склерозом еще не страдаю. Но закон говорит: до 70 лет. С октября мне пошел 70-й год. 26 апреля истекает срок моих полномочий, но по закону я могу работать до 1 мая. Первого мая пойдем на демонстрацию – и я не вернусь.
Сергей ПЛОТНИКОВ («Областная газета»): – Эта первомайская демонстрация будет первая, где…
– …я буду не председатель суда.
Виталий ХАЛЕВИН (ИТАР-ТАСС Урал): – У вас большой опыт работы председателем суда. Обращается ли к вам за помощью молодежь? За советами?
– Очень много и очень часто. И не только из Уральского федерального округа. Из Ханта-Мансийска Владимир Константинович, молодой председатель, в Ямало-Ненецком округе тоже молодой председатель… Очень молодой в Кургане Сергей Ювенальевич Уваров, чуть-чуть постарше тюменский Анатолий Михайлович Сушинских… Сейчас видите, какое обилие всяких изменений в организации работы суда, в оплате труда. «А как у тебя? А как ты? А как вы это оформили?». Очень много звонят, и я никому никогда не отказываю.
Из Магадана недавно звонила и присылала делегацию председатель Вера Константиновна Чижова. Я практически знаю всех, на моих глазах они повырастали. «Примите делегацию, кадровики и другие специалисты были в Москве. Там посоветовали: если хочешь чему-то научиться, езжай к Ивану Кирилловичу». Приезжала делегация человек пять, учили, помогали, рассказывали.
Виталий ХАЛЕВИН (ИТАР-ТАСС Урал): – Мне рассказали историю. Один из судей полетел в Америку в командировку и во время прохождения таможенного контроля таможенник увидел судью. Он молча взял сумку и предложил пройти, минуя таможенный досмотр. Этот случай судья рассказал знакомому депутату. Тот спросил: «Получается, судья может провозить все, что ему вздумается?». Судья ответил: «Нет. Там доверие к судье такое, что полицейский даже подумать не может, что судья может что-то запрещенное провезти». Что надо сделать, чтобы в России судья был настолько же авторитетным человеком?
– Думаю, что, прежде всего, судьи должны быть очень щепетильными. Надо начинать с самого себя. Во всем. Соринку можно искать в чужом глазу, а в своем бревно не заметишь. Напутствуя судей (у нас же проходят все время присяги судей), говорю: «Имейте в виду, авторитет судьи – это слагаемое. Оно не от статуса, ни от закона. Если тебя будут уважать коллеги, и в том суде, где ты работаешь, и коллеги в вышестоящем суде, если люди в том населенном пункте, где ты живешь и работаешь, будут говорить с придыханием: «Это наш судья», тогда и будет такое отношение. Но, безусловно, это зависит и от правосознания, воспитанности наших людей. Тогда будет и вера в закон, и выше культура поведения – тогда будет все.
Сергей ПЛОТНИКОВ («Областная газета»): – Я смотрел списки судей, мы обязаны были их опубликовать в «Областной газете», и обратил внимание: из 40 с лишним человек двумя указами президента были назначены человек пять мужчин, остальные дамы. А областной суд был всегда самым мужским судом, женщины работали секретарями, в составе по несовершеннолетним. Изменился ли гендерный состав областного суда? Как это сказалось на атмосфере?
– Прямо скажу, практически женский состав. Наш судейский коллектив, 175 судей, разбит на судебные составы по 8–9 человек. Такие маленькие группки мы называем судейскими составами. И в основном это женщины. Когда мы комплектовались новыми людьми, ко мне приходили председательствующие: «Ну там есть мужчины. Дайте хоть одного! Невмоготу уже». А их на восемь судебных составов нет.
К сожалению, наш брат, мужчины, почему-то не идут на судебную работу. Трудно сказать, что уж слишком плохо оплачивается. У тех, кто давно работает, имеет опыт и квалификационный класс, приличная заработная плата. Не идут, то ли потому что такая тяжелая, изнурительная работа... Трудно, наверное, поверить, что, если даже на своем садовом участке навоз тележкой развожу, у меня из башки не вылезает: завтра такое-то дело будет рассматриваться, мне надо будет пойти туда-то, а там будет совет по безопасности, о коррупции при губернаторе… И все время так. Может, это черта характера. Может, надо спокойнее относиться, но я лично не умею… А может, не идут в судьи, потому что не верят в себя: все же очень трудная работа. Ну не все же летают в космос, не все водят электровозы, не все журналистами работают… Наверное, это особый кусок хлеба. Не знаю.
Я много читал. Мне нравилось и нравится все, что говорил Анатолий Федорович Кони. Если кто-то не прикасался к его творчеству, почитайте. У него есть очень много рассуждений о смысле судейской работы. Я поражаюсь, когда он успевал это делать. Правда, тогда нагрузка была чуть-чуть поменьше. Если вы видели, у нас есть музей, у меня на этаже портретная галерея, правда, не всех председателей судов, предшествующих моему назначению. Я смотрел материалы при первом председателе Андрее Григорьевиче Бутакове, когда был образован окружной суд в 1874 году. Мы отыскали архивы, его переписку с императорскими структурами: все также замыкалось на центр, также выделялись деньги. Читаю – узнаю себя, только подпись «Бутаков». «Ваше превосходительство! Порешайте, негде размещать судей… Ваше превосходительство! Выпадают окна…». А располагались в доме купца Севостьянова, по тем временам здание было еще новое. Они около 20 лет, до революции, в нем находились, с 1874 до 1917 годы. Так что узнаю себя: и нагрузка, и нехватка судей, и материальная помощь…
Я часто использую слова Анатолия Федоровича Кони, сделал их уже афоризмами, напоминанием, если хотите, заклинаниями. Он говорил: «Судья не имеет право сказать: «Я так хочу». Судья может сказать: «Я не могу иначе, потому что так велят обстоятельства дела, так велит закон, и так велит моя совесть». Разве можно более глубоко сказать о том, что должен думать и понимать судья? Если вы такой эпиграф сделаете в своих публикациях, я вас еще буду любить больше, чем сегодня.
Надежда ГАВРИЛОВА («Российская газета»): – Я бы хотела вас попросить, чтобы вы вспомнили, что за годы, проведенные на судейской работе, было для вас самым горьким, с одной стороны, и самым радостным, с другой?
– Не знаю… Я с удовольствием всегда приходил на работу. Конечно, большущая радость, что стоит этот Дворец. Тут и силы, и здоровье – все, что хотите. С ныне работающим моим первым заместителем мы по ночам ползали, работая с чертежами недостроенной фабрики спортивной обуви, потому что ее надо было превратить в то, во что превратили. Тут должны были быть цеха. Что-то разрушили, что-то внутри перестроили, но вот сделали. Конечно, это радость, определенный след: меня не будет, многих не будет, а здание останется стоять. И если никакие революционные или переворотные потрясения не стрясут его и наши мозги, то здание будет стоять и служить делу правосудия.
Был этап в моей жизни, очень горький период, когда с помощью ваших коллег зарядили серию публикаций клеветнического характера. Я был в таком состоянии… Когда приходил домой, то жена рыдала и умоляла меня: «Уходи, потому что я больше не могу слышать, ничего делать не могу». Дети просили об этом, они уже работали, были взрослыми. Было очень горько. Да и такая масса людей, судей – мне же надо было с ними разговаривать. А как в такой ситуации что-то говорить, когда в глазах видишь вопрос: «Ты что говоришь? А сам-то…». Писались такие вещи: дети у него преступники, он их прячет во второй областной больнице. Ложь! Явная, клеветническая… Поразительно. Было горько. Горько, что это неправда, несправедливо.
Ну а так, слава Богу, жизнь прожита. И дай Бог, чтобы были последователи, что-то осталось хорошее. Думаю, что все равно кто-то заметил. Я так же, как вы, очень любил и люблю слово и очень когда-то хотел стать журналистом. Сейчас, глядя на эти выверты, которые встречаются в средствах массовой информации, думаю: «Господи, как хорошо, что ты меня отвел от этого».
Надежда ГАВРИЛОВА («Российская газета»): – Давайте оставим бедную журналистку, а то вы ее и в хвост, и в гриву…
– Пока только в гриву. Я хотел как раз сказать о том, что очень люблю слово, люблю вокруг него думать, разбираться. Иногда, когда у меня настроение такое, я пытаюсь что-то рифмовать о своей жизни. О смысле моей судейской жизни у меня есть четыре строчки, которые я хочу привести, заканчивая этот разговор:
Я жизнь свою, как песнь, прожил,
Горя в труде и всех любя.
Лишь внешне я других судил,
По сути же – судил себя.
Надежда ГАВРИЛОВА («Российская газета»): – Потрясающе!
Елена МАРЬИНА,
пресс-служба Свердловского областного суда
